Неточные совпадения
Милость чужого
короля, да и не
короля, а паскудная милость
польского магната, который желтым чеботом своим бьет их в морду, дороже для них всякого братства.
В летописных страницах изображено подробно, как бежали
польские гарнизоны из освобождаемых городов; как были перевешаны бессовестные арендаторы-жиды; как слаб был коронный гетьман Николай Потоцкий с многочисленною своею армиею против этой непреодолимой силы; как, разбитый, преследуемый, перетопил он в небольшой речке лучшую часть своего войска; как облегли его в небольшом местечке Полонном грозные козацкие полки и как, приведенный в крайность,
польский гетьман клятвенно обещал полное удовлетворение во всем со стороны
короля и государственных чинов и возвращение всех прежних прав и преимуществ.
Короли польские, очутившиеся, наместо удельных князей, властителями сих пространных земель, хотя отдаленными и слабыми, поняли значенье козаков и выгоды таковой бранной сторожевой жизни.
«За пана Степана, князя Седмиградского, [Князь Седмиградский — Стефан Баторий, воевода Седмиградский, в 1576–1586 годах —
король польский.] был князь Седмиградский
королем и у ляхов, жило два козака...
Ты после смерти боярыни нашей, а твоей матери, остался у него один, как порох в глазу; а он все-таки говаривал, что легче бы ему видеть тебя, единородного своего сына, в ранней могиле, чем слугою
короля польского или мужем неверной полячки!
— А мы все — рабами
короля польского!.. — примолвил насмешливо дворянин Образцов.
— Ну, дорогие гости! — сказал он. — Этот кубок должен всех обойти. Кто пьет из него, — прибавил он, бросив грозный взгляд на Юрия, — тот друг наш; кто не пьет, тот враг и супостат! За здравие светлейшего, державнейшего Сигизмунда,
короля польского и царя русского! Да здравствует!
Почти все представляли поляков, а один —
короля польского в короне и порфире.
— Нет, не в Польшу, — сказал громким голосом молчаливый незнакомец, — а под Смоленск, который разоряет и морит голодом
король польский в то время, как в Москве целуют крест его сыну.
— Эх, боярин! ну если вы избрали на царство королевича
польского, так что ж он сидит у себя в Кракове? Давай его налицо! Пусть примет веру православную и владеет нами! А то небойсь прислали войско да гетмана, как будто б мы присягали полякам! Нет, Юрий Дмитрич, видно по всему, что король-то
польский хочет вас на бобах провести.
Вскоре по взятии Кремля
король польский пытался снова завладеть Москвою; но осада и отчаянная защита Волоколамска доказали ему, что он вторично не успеет обольстить русских.
Но, — прибавлял он всегда с горькой улыбкою, — блажен муж, иже не иде на совет нечестивых!» В царствование Лжедимитрия, а потом Шуйского оба заштатные чиновника старались опять попасть ко двору; но попытки их не имели успеха, и они решились пристать к партии боярина Шалонского, который обнадежил Лесуту, что с присоединением России к
польской короне число сановников при дворе
короля Сигизмунда неминуемо удвоится и он не только займет при оном место, равное прежней его степени, но даже, в награду усердной службы, получит звание одного из дворцовых маршалов его
польского величества.
— Да не думаешь ли ты, сердобольный посланник Гонсевского, — продолжал боярин, — что нижегородцы будут к тебе так же милосерды и побоятся умертвить тебя как предателя и слугу
короля польского?
— И, государь милостивый! — подхватил земский. — Можно б, кажется, поклониться
королю польскому Смоленском. Не важное дело один городишко! Для такой радости не только от Смоленска, но даже от пол-Москвы можно отступиться.
— От пана Гонсевского? А, это другое дело! Милости просим! Я тотчас доложу боярину. Дозволь только спросить: при тебе, что ль, получили известие в Москве о славной победе
короля польского?
Боярин призадумался. Дурной гражданин едва ли может быть хорошим отцом; но и дикие звери любят детей своих, а сверх того, честолюбивый боярин видел в ней будущую супругу любимца
короля польского; она была для него вернейшим средством к достижению почестей и могущества, составлявших единственный предмет всех тайных дум и нетерпеливых его желаний. Помолчав несколько времени, он спросил: употребляла ли больная снадобья, которые оставил ей
польский врач перед отъездом своим в Москву?
«Да здравствует Сигизмунд,
король польский и царь русский!»
— О нет! он теперь в большой милости у
короля польского.
— Безумные! — вскричал боярин. — Да неужели для них честнее служить внуку сандомирского воеводы, чем державному
королю польскому?.. Я уверен, что пан Гонсевский без труда усмирит этих крамольников; теперь Сапега и Лисовский не станут им помогать… Но милости просим, дорогие гости! Не угодно ли выпить и закусить чего-нибудь?
Юрий вздрогнул от негодования, прочтя надпись на
польском языке: «Сигизмунд
король польский и царь русский».
— Уж эти смоляне! — вскричал земский. — Поделом, ништо им! Буяны!.. Чем бы встретить батюшку,
короля польского, с хлебом да с солью, они, разбойники, и в город его не пустили!
— Но все эти беспорядки скоро прекратятся: московские жители добровольно избрали на царство сына
короля польского.
— И дело б сделали, если б я, Юрий Милославский, был слугою
короля польского.
Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь?
Что более поверят
польской деве,
Чем русскому царевичу? — Но знай,
Что ни
король, ни папа, ни вельможи
Не думают о правде слов моих.
Димитрий я иль нет — что им за дело?
Но я предлог раздоров и войны.
Им это лишь и нужно, и тебя,
Мятежница! поверь, молчать заставят.
Прощай.
Печатал в «Русской мысли», у В. М. Лаврова и В. А. Гольцева, под своей полной фамилией стихи и переводы с
польского и одновременно в «Московском листке», у Пастухова, печатался под псевдонимом «Трефовый
король», «Марало Иерихонский» юмористические стихи, и у него же, в «Гусляре», подписывался полной фамилией.
Польский посланник Нефимонов, бывший там при избрании
короля в 1696 году, доносил Петру, что нужно послать в Польшу, по примеру цесаря, «полномочного посла с довольным количеством денег на презенты; поляки же пуще денег любят московские соболи» (Устрялов, том III, стр. 17).
К
королю же
польскому Петр обратился с требованием, на основании союзного договора, — одновременных и решительных действий против неприятеля.
В мае месяце 1812 года, в то время, как у Наполеона в Дрездене толпились
короли и венценосцы, печаталась в какой-то нюрнбергской типографии «Логика» Гегеля; на нее не обратили внимания, потому что все читали тогда же напечатанное «Объявление о второй
польской войне».
В знак
Особенной своей к тебе любви
Он утвердить твой титул предлагает,
Как титулы богемских
королейИ
польских утвердил он.
Коль Жигимонта свейским
королемПризнаешь ты и титул обещаешь
Ему давать, который у него
Его ж правитель, Карлус, отымает,
Эстонию ж землей признаешь
польской —
То мы тебе Ливонию уступим
И грамоту согласны подписать
На вечный мир с Москвою!
Владислав,
король польский, едва заключив торжественный мир с султаном, нечаянно напал на его владения.
Тогда-то свершилось «падение Керженца». Семьдесят семь скитов было разорено рассыльщиками. Голова Александра дьякона скатилась под топором палача в Нижнем Новгороде, несколько старцев сожжено на кострах возле села Пафнутова. И сорок тысяч старообрядцев, не считая женщин, бежало из Керженских лесов за литовский рубеж в подданство
короля польского.
Трое честно пали в бою с людьми литовскими, четвертый живьем погорел, когда поляки Китай и Белый город запалили, а пятый перекинулся ко врагам русской земли, утек за рубеж служить
королю польскому, и не стало вестей о нем.
Зная, что Венский кабинет с особенною тревогой смотрит на намерение Екатерины приобресть Молдавию с Валахией,
король предложил вознаградить Россию частию
польских областей, причем как Австрии, так и самому миротворцу отмежевать из наследия Ягеллонов приличные части.
Она просила д'Античи дать ей рекомендательное письмо к
королю польскому, но резидент отказался; голосом холодного рассудка советовал он восторженной до экзальтации красавице оставить химерические намерения.
Можно догадываться, что императрица, хотя и поручившая князю Голицыну обратить особенное внимание, не принадлежит ли пленница к
польской национальности, приказала ограничиться допросами одной самозванки, когда убедилась, что если отыскивать
польскую руку, выпустившую на политическую сцену мнимую дочь императрицы Елизаветы Петровны, то придется привлечь к делу и Радзивилов, и Огинского, и Сангушко, и других
польских магнатов, смирившихся пред нею и поладивших с
королем Станиславом Августом.
Но кто бы ни была эта загадочная женщина, она была созданием
польской партии, враждебной
королю Понятовскому, а тем более еще императрице Екатерине.
Алина попросила взаймы у Огинского, но официальное положение его как
польского посланника при французском
короле не дозволило ему исполнить желание обворожившей его женщины.
Она рассказывала также, что в Германии коротко познакомилась с некоторыми имперскими князьями, особенно же с курфирстом Трирским и князем Голштейн-Шлезвиг-Лимбургским, что она не надеется на императора Иосифа II, но вполне рассчитывает на помощь
королей прусского и шведского, что с членами
польской конфедерации она хорошо знакома и намерена из Италии ехать в Константинополь, чтобы представиться султану Абдул-Гамеду, для чего и послала туда наперед верного человека.
Неудачи последних двух месяцев, особенно же заключение Кучук-Кайнарджиского мира и охлаждение нового
короля Франции к
польскому делу, сильно поколебали неугомонного «пане коханку» и навели уныние на польско-французскую колонию в Рагузе.
И пошел от него ряд бояр, воевод и думных людей: водили Заборовские московские полки на крымцев и других супостатов; бывали Заборовские в ответе [В послах.] у цесаря римского, у
короля свейского, у
польских панов Рады и у Галанских статов; сиживали Заборовские и в приказах московских, были Заборовские в городовых воеводах, но только в городах первой статьи: в Великом Новгороде, в Казани или в Смоленске…
— Слушайте, чтобы после не раскаяться.
Король польский хотел быть заступником нашим, а вы, недостойные, не хотите признать и оценить его милостей. Он требует от нас дани менее Иоанна, обещает не притеснять нас и всегда стоять крепко за будущую отчину свою против Иоанна и всех врагов Великого Новгорода.
Это не устрашило новгородцев, они надеялись на собственные свои силы и на мужество всегда могучих сынов св. Софии, как называли они себя, продолжали своевольничать и не пускали на вече никого из московских сановников. В это время
король польский прислал в Новгород послом своего воеводу, князя Михаила Оленьковича, и с ним прибыло много литовских витязей и попов. Зачем было прислано это посольство, долго никто не знал, тем более что смерть новгородского владыки Ионы отвлекла внимание заезжих гостей.
Это не устрашило новгородцев, они надеялись на собственные свои силы и на мужество всегда могучих сынов святой Софии, как называли они себя, продолжали своевольничать и не пускали на вече никого из московских сановников. В это время
король польский прислал в Новгород послом своего воеводу, князя Михаила Оленьковича, и с ним прибыло много литовских витязей. Зачем было прислано это посольство, долго никто не знал, тем более, что смерть новгородского владыки Ионы отвлекла внимание от заезжих гостей.
Удивление слушателей росло с каждым новым словом никому неведомых условий, заключенных будто бы с
королем польским Жигимонтом о предании ему Великого Новгорода и о призвании на княжество под его королевской рукой князя Владимира Андреевича.
Иван Васильевич стоял в деревне Кольцове, откуда мог видеть Тверь как на ладони. Явился к нему Хабар-Симской за повелением. Он знал, что Михайло Борисович, дрожа за свою безопасность, а более — молодой супруги своей, внучки
короля польского Казимира, собирается в следующую ночь бежать из городка. Хабар брался захватить их и в этом деле отдавал голову свою порукой.
— А может, позволишь кипрского? Остаточек от пира, который делал
король польский при переименовании Динаминда в Аугустенбург. Сладок, приятен, щиплет немного язык…
— Слушайте, чтобы после не раскаяться.
Король польский хотел быть заступником нашим, а вы, недостойные, не хотите признать и оценить его милостей. Он требует с нас дани менее Иоанна, обещает не притеснять нас и всегда стоять крепко за будущую отчину свою против Иоанна и всех врагов Великого Новгорода.
Пытался было Жебровский поднять православное население; собрали работников с поля ближайшей деревни Столбцев, и довудца начал им держать речь о
короле польском и щедрых его милостях.
Король польский Станислав Август умер и государь повелел устроить погребение со всеми подобающими коронованному лицу почестями.